Земля за Туманом - Страница 52

Одноглазый снова заговорил. Требовательно и настойчиво. На этот раз он, похоже, обращался к Ханучаеву.

Ханучаев сосредоточенно вслушивался в чужую речь.

Старик говорил на том же языке, на котором разговаривали всадники, заявившиеся днем на КПМ. Язык походил на калмыцкий, но не был им. Наверное, в самом деле, монголы пожаловали, и притом монголы, общавшиеся на чудном каком-то диалекте. Впрочем, один хрен. Монголы — они и в Африке монголы.

Старый монгол говорил хрипло и негромко, сглатывая окончания, но если напрячься, понять сказанное все-таки можно было. Кое-что. С трудом.

Ханучаев разобрал лишь часть обращенного к нему вопроса. Кажется, его спрашивают о том, кто он такой.

Он ответил. Сначала представился по-русски. Потом — по-калмыцки:

— Младший лейтенант Ханучаев.

По-калмыцки его вроде бы поняли. Хотя и не совсем правильно.

* * *

— Младший «лейтенант» хан «учаев» — русин наконец-то заговорил более-менее понятно. Через слово понятно. Далаан, стоявший за спиной пленника, покосился на Субудэя и Джебе.

— Младший? — Субудэй скривился. — Ты младший в роду? В дружине? В десятке? И почему тогда хан?

Пленник прислушивался, наморщив лоб.

— Я младший «лейтенант милиции», — ответил русин. И опять из четырех сказанных слов можно было понять лишь два.

— Что такое «лэтнант»? — прорычал Субудэй. — Что такое «мильци»? Говори яснее, если хочешь жить.

— «Инспектор-дежурного-наряда-Левобережного-КПМ», — глядя исподлобья, добавил к сказанному пленник. Что-то вовсе уж невнятное добавил.

— «Испэктр»? «Нарда»? «Капэм»? — Глаз Субудэя, вперившийся в русина, наливался кровью. — Что ты делаешь сейчас, русин? Ты читаешь заклинание, молишься своим богам или просто морочишь мне голову, потому что жаждешь скорой смерти?

Кажется, слово «смерть» русин знал. Пленный тайлбарлагч вздрогнул и занервничал.

— Какому народу ты принадлежишь? — Субудэй так и сверлил пленника взглядом. — Какому хану служишь? Кем были твои предки? Почему ты похож на воина степей? Почему говоришь на двух языках? Почему один твой язык кажется мне знакомым, но его трудно понять? Это очень странно, когда знакомое непонятно. Ты можешь объяснить такое?

Пленник молчал и ошалело качал головой.

— Ты русин? Или ты меркит? — наседал Субудэй. — Нет, скорее ты ойрат, да? Но каких кровей? Олет? Чорос? Баят? Тумет? Торгут? Хошуд? Дербет? Бузав? Отвечай!

Русин лишь хлопал глазами.

— Как зо-вет-ся твой на-род? — Субудэй спросил короче, четко проговаривая каждое слово. — Кто ты сам?

На этот раз русин его понял.

— «Калмык», — прозвучал краткий ответ.

— Хальмг? — Субудэй нахмурился. — Мне знакомо это слово. «Оставшийся», да? Или «отделившийся»? От какого рода ты отделился? Какое племя предал?

Русин поднял голову. В его глазах было удивление. Кажется, он опять ничего не понимал. Или делал вид, что ничего не понимает.

— Что ты делал на русинском харагууле возле чулуум дзам? — сухо спросил Субудэй.

— На чем — на чем? — поморщился пленник. — «На-капээм-что-ли? На трассе?»

Харагуульный тайлбарлагч снова мешал знакомые и незнакомые слова. Полупонятный язык хальмгов причудливо сливался в его устах с непонятным языком русинов.

— Ты, — Субудэй ткнул толстым крючковатым пальцем в сторону пленника, — нукер здешнего правителя. Ты несешь службу в двухэтажном каменном гэре у большого тракта, ведущего к большому городу. В твоей власти останавливать безлошадные тэмэр тэрэг, ездящие по каменному пути. Ты пропускаешь в город одних и не пускаешь других. Почему ты ничего не говоришь мне об этом? Почему не рассказываешь об армии, воином которой являешься?

Про армию и про воина русин, похоже, понял. Так, во всяком случае, показалось Далаану.

* * *

Ханучаев вздохнул. Видимо, его здесь принимают за военного. Старый одноглазый монгол ведет себя так, будто никогда не видел милицейской формы. Загадки множились, и ни одной разгадки видно не было.

— Я не состою в вооруженных силах, — сказал Ханучаев. — Я из милиции. МВД…

— Что это — «эмвэдэ-мильци»? — потребовал дальнейших объяснений старик. — Пехота? Конница? Легкая? Тяжелая? Стрелки? Копейщики? Мечники? Обоз? Гонцы? Нойоны? Богатуры? Нукеры? Оролуки? Тургауды? Кэкэритэны?..

Знакомые, малознакомые и вовсе незнакомые слова сыпались одно за другим.

— Хэшучи? Дуулгэты? Кыштымы? Мэргэны? Лубэчитэны? Хаара цэрих?

Запутавшийся вконец Ханучаев не успевал следить за сказанным и в конце концов потерял нить разговора.

— Что делает «мильци»? Что?! Делает! «Мильцы»?! — только очередной вопрос, повторенный на повышенных тонах, вырвал его из ступора.

Бред какой-то! Смеется старик, что ли? Ханучаев внимательно посмотрел на собеседника. Нет, одноглазый и не думал над ним надсмехаться. Он спрашивал всерьез. В другой ситуации это, возможно, было бы смешно, а сейчас — страшно. Старик действительно не знал. Ни хрена не знал! Он был как только что народившийся младенец. И вся эта кодла в железе и с саблями — ему под стать. Вот ведь счастье привалило! И откуда взялись все эти дикари на его голову?

— Что?! — требовал сумасшедший монгол, теряя терпение.

«Что делает „мильци“? Как ответить? Как объяснить? На пальцах разве что попытаться? Да вот беда — руки-то связаны!»

— Ну… бандитизм там, грабеж, воровство, убийства, — растерянно начал перечислять Ханучаев, но тут же осекся. — То есть… боремся мы. Со всем этим боремся. Ловим бандитов, воров, убийц. И вообще… Порядок обеспечиваем.