Субудэй разъяренно тряхнул седой головой:
— Я уважаю тебя, Бэлэг и чту духов, которые говорят твоими устами. Но сейчас я не склонен верить ни тебе, ни им. Ибо ни тебе, ни им не известно о затуманных землях. Когда я отдал вам оружие русинских разбойников, вы не придумали ничего лучше, чем закопать его и проклясть землю, в которой оно было закопано. Огненные трубки я закапывать не позволю. Пленный хальмг сможет рассказать о нем больше, чем знают духи.
О чем шушукались, косясь на него, монголы, Ханучаев не слышал и не понимал. Видимо, дикари обсуждали, как с ним поступить. Ага, кажется, пришли к какому-то мнению. Приняли решение…
Одноглазый старик что-то негромко произнес. Пара телохранителей зачем-то прикрыли собой старика и молодого монгола с тонкими усиками и надменной улыбкой. Еще двое стражников подняли луки с наложенными на тетивы стрелами. Наконечники стрел смотрели в лицо Ханучаеву. А до лучников в глубине юрты — всего-то несколько шагов. Воин у входа вытащил из ножен кривой клинок. Монгол с простреленным наплечником и браслетами от наручников, который стоял теперь в центре юрты, у очага, тоже положил руку на сабельную рукоять.
«Убьют! — решил Ханучаев. — Прямо здесь. Прямо сейчас».
Он ошибся.
Стражник с обнаженной саблей осторожно вытянул из кучи стволов, сваленных справа от входного полога, укороченный калаш со складным прикладом. Подошел и с опаской положил АКСУ к ногам Ханучаева. Затем срезал веревки на его руках и подтолкнул Ханучаева к автомату. Сам встал рядом.
Ничего себе! Ему дают оружие? И что, действительно хотят, чтобы он его взял?
Растирая затекшие запястья, Ханучаев покосился на лучников. Стрелки стояли по обе стороны от очага. Лица сосредоточены, луки натянуты, глаза прищурены, стрелы в любую секунду готовы сорваться с тетив. Глазом моргнуть не успеешь, как дырок понаделают. Бронника-то на Ханучаеве сейчас не было. Да и этот, с саблей, за плечом маячит.
И что делать? Брать калаш? Не брать?
Видимо, одноглазый монгол заметил его тревогу и сомнение. Заговорил, обращаясь к Ханучаеву.
— Тебя убьют… — разобрал Ханучаев кое-что из его слов. — Если ты попытаешься убить…
Похоже на предупреждение. Ему, в самом деле, давали автомат, но были ли шансы воспользоваться оружием. Наверное, были. Где-то пятьдесят на пятьдесят. Нет, сорок на шестьдесят. Или, скорее, тридцать на семьдесят. Да чего там, хоть десять шансов из ста — и то уже было бы неплохо. Лучше, во всяком случае, чем ничего. Слабо шевельнулась надежда.
Старик о чем-то спросил. Ханучаев разобрал еще несколько слов. «Трубка», «плевать», «огонь», «гром»…
— Чего-чего? — удивился он.
— Как это, — одноглазый кивнул на автомат, — плюется?
— Плюется?
Старик разозлился, заговорил быстро и невнятно. Ханучаев едва понимал отдельные слова:
— Что делать… гром… огонь… как пускать?..
Но понятого было достаточного. Ханучаев усмехнулся. Эти монголы что, в самом деле, такие идиоты или притворяются?
Старик, однако, явно не был расположен шутить.
— Как?! — рявкнул он. — Хочу знать! Покажи, что делать!
Ну что ж, лады, узнаешь. Покажем…
Стараясь не делать резких движений, Ханучаев поднял автомат. Надежда на спасение крепла. Сейчас, с оружием в руках, он уже чувствовал себя иначе. И мысли в голове были иные.
Попробовать перестрелять всех к едрене фене? Сначала лучников и стражника с обнаженной саблей. Потом — остальных. И ноги — в руки? Нет, так просто не получится: еще не известно, что ждет его снаружи. Из-за опущенного полога юрты доносился приглушенный шум. И сколько там народу собралось — не известно.
Действовать нужно было по-другому. И Ханучаев уже решил как. Заложник! Ему нужен был заложник, к голове которого можно приставить ствол. Одну голову он так уже расколол. И монголы, конечно же, об этом знают. Значит, должны поостеречься.
Ханучаев оттянул затвор. И сразу сник. Мать-перемать! Пусто! Весь магазин — расстрелян. Ну и проку-то от такого автомата?!
Он разочарованно покачал головой.
— Что? — спросил старик.
— Патроны нужны, — ответил Ханучаев.
— Что нужно? — нахмурился монгол.
— Стрелять, говорю, нечем.
— Нечем стрелять? — недоверчиво смотрел на него одноглазый.
— Нет м-м-м… стрел нет, — попытался объяснить на доступном дикарю языке Ханучаев.
— Стрел? — удивился монгол.
— Да. Их вставляют сюда…
Он хлопнул по пустому рожку.
— Потом они вылетают отсюда.
Ханучаев щелкнул по стволу.
— Ты лжешь?! — гневно прохрипел старик. — Как стрела может поместиться в такую маленькую коробку и такую короткую трубку? Мои люди не видели никаких стрел. Они видели только огонь и слышали гром.
— Я говорю правду, — устало вздохнул Ханучаев. — Чтобы стрелять — нужны стрелы.
На него смотрели долго и пристально. Потом…
— Это сгодится? — Старый монгол вынул из колчана лучника-телохранителя длинную оперенную стрелу.
— Нет, — вздохнул Ханучаев, — тут другие стрелы нужны. Может быть, там есть.
Он кивнул на сваленные в кучу стволы.
Одноглазый проговорил что-то быстро и невнятно. Стражник с саблей принес Ханучаеву еще один автомат и ПМ. Второй калаш тоже оказался пуст. Зато в макаре — полная обойма. Уже кое-что! Затвор. Предохранитель…
Вернулись мысли о заложнике. Лучше всего на эту роль подходит, конечно же, одноглазый старик. Или молодой ублюдок, что сидит у очага рядом с калекой, — он тоже ведет себя как важная шишка. Но обоих прикрывает стража. А это — дополнительная головная боль.