Значит, все-таки коллег.
— И вы что же, вправе выбирать для работы даже такие места. Полковник?
— У меня широкие полномочия. Очень широкие. Капитан.
Шире фээсбэшных? Такой широты Косов представить не мог. Хотя кто его знает, может, и бывает такое.
— Какую службу вы представляете?
Собеседник пожал плечами:
— Я могу уклониться от ответа или ответить вопросом на вопрос — как уже отвечал: это так важно? А могу ответить иначе, по существу: не твое дело, капитан. Какой ответ тебе нравится больше?
Ага, кажется, прелюдия закончена.
— Ясно, — вздохнул Косов. Конечно, ничего ему ясно не было. — Раз не хотите говорить, кому я понадобился, тогда хотя бы объясните — зачем. Что от меня нужно?
— Пока — только ответы на вопросы. Не больше, но и не меньше. Подробные, обстоятельные ответы на все мои вопросы.
Полковник положил перед собой чистый лист бумаги. Взял ручку. Достал из ящика стола миниатюрный диктофон. Включил:
— Начнем, капитан?
Дальнейшая беседа — долгая и утомительная — являлась по большому счету обычным допросом. Вопросы, ответы… Снова вопросы. Вопросов было много. Одних и тех же, похожих друг на друга, как корочки папок в стеклянном шкафу за спиной полковника. И выбивающихся из общего ряда, не похожих — тоже. Повторяющихся, уточняющих, проверяющих, отвлекающих и нагоняющих тумана.
И все же довольно скоро Косову стало ясно (менты они тоже не дураки, товарищ полковник!), что представителя неведомой службы с широкими полномочиями интересуют психи-дикари, заявившиеся на КПМ днем и напавшие ночью. Хозяину кабинета явно хотелось знать о них все, что знал Косов, и даже больше: в чем они были одеты, чем вооружены и как снаряжены, как себя вели и…
— На каком языке говорили? — упорно допытывался полковник.
— Да почем я знаю! Азиаты какие-то. Хотя был среди них один с рязанской такой ряхой. Застрелили его. При попытке к бегству. Вот он вроде славянин. То ли болгарин, то ли серб, то ли…
— На каком языке он разговаривал, капитан?
— Я же говорю — не знаю. Язык такой… вроде понятный, вроде нет.
— Что значит «вроде»? — скривился полковник.
— Вроде как в былинах — вот что, — огрызнулся Косов.
— Древнерусский язык?
Древнерусский?! А ведь и правда…
— Может быть… — пробормотал Косов, чувствуя, как бледнеет.
— А остальные?
— Что остальные?
— Азиаты эти как между собой переговаривались? Ты упомянул о лейтенанте… калмыке. Ханучаеве, да?
— Да.
— Он их понимал?
— Не все. Немного.
— Но все же понимал. Как думаешь, не поэтому ли захватили именно его?
Косов задумался.
— Может, и так, — пожал плечами он.
— Это калмыцкий язык? — новый вопрос был задан неожиданно и быстро, с напором.
— Что?
— Язык, на котором говорили азиаты? Калмыцкий?
Да, полковник хорошо знал технику допроса. Он снова и снова старался застать Косова врасплох и внимательно следил за его реакцией.
— Нет. — Косов покачал головой. — Хан… Ханучаев сказал, что их язык скорее похож на монгольский…
— Так, — подбадривающе кивнул полковник.
— Только на странный какой-то монгольский.
— Странный или старый? — Собеседник смотрел на него в упор. Хозяин чекистского кабинета давно уже не улыбался.
— Старый? — не сразу понял Косов.
— Старомонгольский. Архаичный. Как древнерусский.
Ну да… Как сабли, как копья, как луки со стрелами и шлемы с панцирями. Косов сглотнул, чуть не подавившись слюной.
Изматывающий допрос казался бесконечным. Вопросы, ответы. Снова вопросы. Ручка, строчащая по листу бумаги и больше рассчитанная на отвлечение внимания. Работающий диктофон на столе — неприметный и совершенно бесшумный.
Затем — подписка о неразглашении.
— Чего неразглашении-то? — удивился Косов.
— Всего, что ты видел на КПМ за минувшие сутки, капитан. Всего, о чем рассказал мне. Всего, о чем уже догадываешься сейчас и о чем только будешь строить догадки в будущем. Вот ручка, возьми. Так, хорошо… И здесь вот тоже подпиши.
— А это еще что? — Косов подозрительно уставился на лист бумаги с мелким печатным текстом и отложил ручку.
Он уже достаточно долго служил, чтобы знать, какие последствия может иметь легкомысленно подписанная бумажка. К тому же многое зависело от того, кто протягивает бумагу на подпись, при каких условиях и где это происходит. Лист, скользнувший по полированной поверхности стола в его сторону, почему-то не понравился Косову сразу.
— Не волнуйся, это всего лишь рапорт, — «успокоил» его полковник.
— Какой рапорт? Чей?
— Твой. С сегодняшнего дня ты переходишь под мое начало, капитан.
Косов удивленно поднял глаза. Вот уж чего он никак не ожидал.
— Но…
— С твоим начальством все уже улажено, а у тебя самого нет выбора. Слишком много ты знаешь.
Ну, так уж и много? Косов усмехнулся:
— Вы всегда так людей вербуете?
— Нет, капитан, — спокойно ответил полковник. — Только в критических ситуациях. Буду откровенен. Я сейчас должен тебя либо упрятать на неопределенный срок, либо использовать в своей команде.
— Что значит упрятать?
— Упрятать — это значит упрятать. Повод я найду. Хочешь проверить?
— Нет, — буркнул Косов.
Отчего-то ему казалось, что полковник не лжет и не блефует. Тот, кто имеет широкие полномочия, как правило, обладает большими возможностями. Даже если компромата на него нет сейчас, завтра он непременно появится.