— И такой дороговизной! Не забывайте: страна не так давно вышла из кризиса.
— И стране нужно наращивать былую мощь. Уверяю вас, затраченные средства окупятся сторицей. Темпоральное оружие сводит на нет преимущества других видов вооружений. Скажу больше: оно перевернет всю тактику и стратегию современной войны. Ядерная эпоха уходит в прошлое, террористическая возня тоже становится вчерашним днем. Близится время, когда безопасность и сила держав будут измеряться не атомными боеголовками, размером армии и профессионализмом спецназа, а количеством Т-генераторов, над которыми мы сейчас работаем. Впрочем… уже не только мы.
— Что вы имеете в виду?
— По данным разведки, аналогичные разработки ведутся в США, Китае и Европе. Тот, кто первым получит доступ к темпоральным технологиям, сможет диктовать свою волю миру. Вторым в этой гонке быть нельзя.
— Вообще-то, трудно кому-либо диктовать свою волю, обладая одним лишь Т-щитом.
— Обладая таким щитом — можно. К тому же это только начало. Со временем дело дойдет и до темпорального меча…
В уютной тишине кабинета тикали старомодные настенные часы. Под стеклом качался из стороны в сторону массивный маятник. Секундная стрелка прошла пару кругов, прежде чем ручка с золотым пером коснулась бумаги. Слов на бумажном листе было мало, чисел — много. Чисел с большим количеством нулей.
Под словами и цифрами появился жирный размашистый росчерк.
— Благодарю вас, господин президент.
— О ходе работ будете докладывать лично мне. Еженедельно. Я хочу быть в курсе дела.
— Разумеется. Вы будете знать об этом проекте все.
— Вы свободны, генерал.
Скрип массивного стула. Неслышные шаги по ковровой дорожке. В ярком свете люстры блеснули золотом погоны на плечах покидавшего кабинет человека. Обитая кожей дверь закрылась мягко, плотно, без шума.
Посреди походного гэра тихонько потрескивал догорающий костер. Степной ветер слегка шевелил тяжелый войлочный полог. У очага, скрестив ноги, сидели двое монголов: молодой воин с тонкими реденькими усиками и грузный, крепкий еще одноглазый старик с глубоким шрамом на пол-лица.
Затухающие угли давали мало света, но это сейчас было не важно.
— Разведчики Дэлгэра вернулись, Субудэй-гуай, — докладывал молодой степняк. — В двух переходах отсюда они видели много огней. Должно быть, это и есть то самое кипчакское стойбище. Плоскиня указал верный путь, бродники-урусы не обманули.
— Кипчаки ждут нападения? — спросил старик.
— Не похоже. Дальних дозоров нет. Ближних — немного, и их нетрудно будет убрать. Кипчакские ханы не очень-то и таятся. Видимо, не подозревают о том, что мы уже близко, и надеются на помощь своих богов. Разведчики слышали в их стане завывания шамана.
— Кипчаки просят небеса даровать им победу? — усмехнулся старый монгол.
— Эти дети облезлых собак еще не поняли, кому благоволит Великий Тэнгри! — весело блеснул глазами молодой воин. — Мы всех их сомнем и порубим, как степную траву!
— Запомни, Джебе-нойон, Тэнгри любит помогать тем, кто сам способен добиться его благосклонности. А для этого необходима не только отвага, но и острый ум.
Старик оперся на левую руку и медленно, с кряхтением поднялся на ноги. Правая рука слушалась его плохо: не давала о себе забыть давняя рана.
Молодой воин вскочил в одно мгновение — легко и проворно, как разбуженный барс.
— Что ж, хорошо. — Старик кивнул затухающему костру, словно старому знакомому. Казалось, он сейчас разговаривает с углями, а не с собеседником, нетерпеливо переминающимся рядом. — Очень хорошо. Если кипчаки молятся, значит, далеко не уйдут.
— Мы выступаем? — спросил молодой монгол.
— Немедленно, — не поворачивая головы, ответил старик. — Пусть твой тумен, Джебе, обойдет кипчакский лагерь с тыла и отрежет путь к отступлению. Я поведу воинов напрямик. Нужно зажать стойбище в клещи. Никто не должен уйти. Пленных — не брать. Кипчаки — заклятые враги Великого хана, они давно утратили право жить.
— Никто не уйдет, Субудэй-богатур! — осклабившись, пообещал молодой воин. — Умрут все.
Бой монгольских боевых барабанов разорвал благодатную тишину ночи. Тяжелые гулкие звуки накатились со всех сторон сразу. Казалось, от грохота дрожит степь и сотрясается небо. Грозный рокот окружил шатры и огни, накрыл широко раскинувшийся кипчакский стан. А потом…
Потом пришла смерть.
Вслед за барабанщиками ударили лучники.
Длинные оперенные стрелы дождем сыпались на кибитки и юрты, на людей и коней, заметавшихся меж костров. Крики ужаса и боли разбивались о холодное звездное небо. Убитые и раненные падали под ноги бегущим. Упавших топтали лошади. Сумятица перерастала в панику.
За оружие схватились немногие. Большинство кипчаков, обезумев от страха, прыгали на спины неоседланных коней и мчались прочь из лагеря. Для того лишь, чтобы вскоре наткнуться на вражеские копья или пасть под монгольскими саблями.
Барабаны стихли. Обстрел прекратился.
Краткий миг тишины — и…
Устрашающее «Хур-ра-а!» грянуло отовсюду.
И словно демоны ночи вылетели из темноты на освещенное кострами и утыканное стрелами пространство. Замелькали пропахшие потом и кровью овчинные тулупы, кожаные доспехи и добротная броня из стальных пластин, неказистые меховые шапки и блестящие островерхие шлемы, круглые щиты, крюкастые копья, кривые клинки…
Завывающие всадники на злых низкорослых лошадках проносились по вражескому стану из конца в конец, сея смерть и сминая слабое сопротивление. Нападавшие сбивали с ног любого, кто оказывался на пути, обрушивали шатры, опрокидывали кибитки, подрубали знамена и бунчуки.